Девять возвращений [Повести и рассказы] - Коршунов Михаил Павлович (электронные книги без регистрации .TXT) 📗
Он тихонько поднимает правую руку, пальцы натыкаются на твердое.
Доска!..
Почему доска? Да. Он лежит на доске, под ним тонкий тюфяк.
Илья шевелит губами, говорит, но Юра не слышит. Хочет привстать и не может, потому что совершенно нет сил. И ноги. Их как будто тоже нет!
Илья наклоняется совсем низко и кладет ладонь ему на лоб, проводит по волосам.
Юра видит отчетливо у него на рукаве халата белую пуговицу, пришитую крестиком. Эта пуговица заслоняет от него лицо Ильи.
Илья опять что-то говорит, но Юра опять не слышит. Он напрягается. Илья снова проводит ладонью по его лицу — не надо, не напрягайся.
Тогда Юра сам говорит, но не слышит себя:
— Мариша!
Илья понял, кивнул.
Медсестра раздвинула на окне шторы, и стало светлее. Страх непоправимой беды ушел. Юра еще раз сказал:
— Мариша.
Илья опять кивнул и пожал руку.
Медсестра подкатила стеклянный столик. Он оказался на уровне головы. На столике — стерилизатор, флакон со спиртом, вата, какие-то ампулы.
Медсестра достает из стерилизатора шприц, выливает из него воду, прокачивает поршень.
Юра спокоен: с ним нет Мариши, зато есть Илья, старый товарищ, которого в детстве он почему-то обещал покатать на аэросанях. Илья поверил. Теперь им обоим давно уже за тридцать, а Илья все помнит про аэросани.
Юра скосил глаза, следит за движениями медсестры. Ватой она надламывает ампулу, вставляет иглу и медленно втягивает в шприц лекарство. На халате медсестры сбоку от кармана черный штемпель: «Городская больница имени Семашко».
А он думал, что лежит в клинике у Ильи. Илья всегда клал их с Маришей к себе в клинику. «Лейб-медик». А где эта больница находится, Семашко? Как будто на улице Красина.
Появился еще кто-то в квадратных роговых очках, с тонким пучком седой бородки.
Взглянул на Юру, поговорил с Ильей, потом кивнул медсестре.
Шприц близко, но укола Юра не почувствовал, как по чувствовал своего тела, кроме правой руки. Жили одна рука и глаза.
Юра опять попытался позвать Маришу, она ему нужна немедленно, сейчас же! Как нужна была всегда, всю жизнь. Неужели Илья не понимает? Где Мариша? С ним что-то случилось. Он напрягается, хочет приподняться.
Но Илья и медсестра не позволяют.
Катится тихая теплая волна, топит волю и сознание. «Укололи наркотик», — догадался Юра.
Они сидели в комнате главного врача больницы — главный врач и Илья.
— Кто будет говорить с ней?
— Я сам, — ответил Илья.
— Повреждение спинного мозга на большом протяжении. Вы врач, и вы все понимаете.
— Понимаю.
— Она работает?
— Да. В библиотеке.
— Ей следует взять отпуск по уходу.
Илья говорил спокойно и сам удивлялся внешнему спокойствию, будто говорил не о Юре и Марише, а о ком-то чужом.
— Сегодня сделали повторные снимки, передний и боковой. К сожалению, ничего утешительного. Вы их смотрели?
— Да. Еще мокрыми в проявочной. Я бы хотел, чтобы его проконсультировал профессор Юхнин. Я к нему поеду и попрошу.
— Не нужно. Юхнину мы уже звонили, хотя оперативное вмешательство навряд ли поможет. Нет ни одного шанса.
— Но с ней лучше говорить все же после консультации Юхнина. Как вы полагаете?
— Пожалуй, Юхнин — это последнее, что можно предпринять.
— Сколько, по-вашему, он проживет?
— Недели две-три.
— И то при наркотиках?
— Да. Конечно. Но подождем заключения Юхнина.
— Да. Подождем.
На четвертый день к Юре вернулся слух, начала двигаться левая рука. Но с помощью шприца из тела не выпускали эту тихую теплую волну наркотика, которая порождала безволие, равнодушие к окружающему и к самому себе.
Тогда Марише впервые разрешили войти к мужу, и он увидел ее в дверях.
У Юры хватило сил даже привстать на подушке.
— Мариша.
Мариша быстро подошла и обняла Юру.
Они не говорили о том, что произошло. Мариша только осторожно потрогала у него на лице ссадины, оставленные осколками стекла после аварии. На ноги даже не взглянула.
Он придирчиво следил за ее взглядом, и она понимала, что смотреть в сторону ног нельзя и спрашивать про ноги тоже нельзя. Об этом потом, как-нибудь в другой раз. Главное, он живой и они снова вместе!
Говорили о будущем. Он расспрашивал об институте, о ее работе в библиотеке, куда она недавно поступила на абонемент.
— К тебе хотели приехать, но врачи запретили. Иркутов хотел приехать. Шебанов из партбюро. Конечно, Стибун и Мами. Алехин за голову схватился, когда узнал, что ты… не будешь сейчас продолжать работу над генератором. «Пробюллетенит твой муж недели три. С врачами свяжись — не отбрешешься. Дернула нелегкая за руль садиться!»
— Я буду работать, — сказал Юра. — Как только меня посмотрит этот их Юхнин, так айда отсюда домой; Выметусь. Увезешь, а потом все наладится. Руки уже двигаются. Если бы не пантопон!.. Вялость от него и сплю, Мариша, как сурок.
— Илья говорит — хорошо, что много спишь.
— Знаю я его. Не мог устроить, чтобы пропустили хотя бы Алехина.
— Что Алехин? Я едва прорвалась!
— Свинство. Поднимусь, всем им всыплю. Илюшке морду набью, кандидату наук.
Он с усилием улыбнулся.
— В Сухуми миндаль уже цветет, персик, дикие лимоны.
— Не надо об этом, Юра.
— Почему не надо? Скучаю весной по Кавказу.
— В этом году все равно не поехали бы. У тебя генератор, а мне в библиотеке отпуска бы не дали. Только поступила.
— Дали бы. За свой счет дней на десять.
— Ну, а ты с генератором?
— Алехин отпустил бы тоже дней на десять весной подышать. Самолетом туда и обратно.
— Не отпустил бы, и не думай. Он даже болеть не разрешает, видишь, ворчит: бюллетень, врачи, халатный парень.
— Это кто халатный парень?
— Ты. Сегодня, говорит, авария с автомобилем. Завтра ему на голову цветочный горшок упадет или рыбой подавится.
Юра улыбнулся:
— Люблю Алехина. Не знаешь, что у Стибуна с изоляторами? Достал?
— Вроде достал.
— А фибровые прокладки?
— И прокладки тоже.
— Я кое-что придумал. Буду пробовать генератор на жидких металлах при давлении выше критического.
Юра замолчал: от боли стиснулось дыхание, пересохло во рту, все вокруг побелело.
Он закрыл глаза, сдавил зубы. Эта боль возникает внезапно.
Только бы Мариша не заметила.
Надо плотнее сомкнуть зубы. Ни звука, и поскорее открыть глаза.
Боль остыла, затихла, — кажется, наркотик взял свое. Вернулось дыхание и удалось открыть глаза. Белая пелена исчезла.
Мариша смотрела на него низко и пристально, как смотрел в первый день Илья. В ее глазах был испуг. Надо улыбнуться во что бы то ни стало!
И Юра улыбнулся и даже слегка кивнул, подбодрил.
Мариша обнимает его и трется щекой об его щеку.
— Все будет хорошо, — шепчет она.
— Конечно. — Он обнимает ее за плечи. — Все будет очень хорошо.
Потом она уходит, но, перед тем как уйти, долго стоит в дверях, тонкая и маленькая. Закутанная в большой халат для посетителей, с карманами у колен.
Юра снова один в палате.
Субмиллиметровый генератор. Он должен излучать волны, длина которых равнялась бы сотым и десятым миллиметра. Зона пока недоступная для радиотехники. Англичане и американцы ставили много опытов в самых разных направлениях, но пока еще ничего не добились. Не удавалось сделать сколько-нибудь мощных излучателей.
Юра второй год работает над субмиллиметровым генератором. Алехин предоставил ему часть своей лаборатории. Наброски и схемы, каталоги и справочники, английские, немецкие, американские журналы по электронике и полупроводникам. Поиски, пробы, мучения, надежды и разочарования и опять поиски и пробы.
В лаборатории, под зеленым козырьком лампы, каждый день висела тучка папиросного дыма. Курили все — Юра и его лаборанты Стибун и Мария Михайловна, сокращенно Мами.
